Донесение французского военного атташе в СССР О.-А. Паласа министру национальной обороны и военному министру Франции Э. Даладье с изложением речи наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова о внешней политике СССР после подписания советско-германского договора о ненападении

г. Москва                                                                                                                4 сентября 1939 г.

№ 653/S                                                                                                                                 Секретно

экз. № 1
 

Тема:

О внешней политике СССР
после подписания германо-советского
договора о ненападении.

Речь г-на Молотова.

Внеочередная 4-я сессия Верховного Совета СССР была созвана в Москве в целях ратификации советско-германского договора о ненападении, подписанного 23 августа 1939 г.

Вопрос об этой ратификации встал на заседании Совета, состоявшемся 31 августа, на заседании, во время которого г-н Молотов, председатель Совета Народных Комиссаров и комиссар иностранных дел, выступил с представлением договора на рассмотрение Верховного Совета.

Направляя вам полный перевод этой речи, имею честь далее кратко изложить ее основные моменты:

В 1-й части, после констатации того, что политическая напряженность в Европе и на Дальнем Востоке не снизилась, оратор, чтобы лучше показать все значение германо-советского договора о ненападении, обеспечивающего мир между двумя самыми большими государствами Европы, начинает с изложения мотивов провала англо-франко-советских переговоров.

На первые предложения английского правительства, неприемлемые, потому что они не базировались на «принципах взаимности и равных обязательств», советское правительство ответило, выдвинув свои предложения, хотя и считало, «что английскому и французскому правительствам трудно круто изменить, как это было еще совсем недавно, курс проводимой ими недружественной политики по отношению к СССР».

Но переговоры натолкнулись на непреодолимые препятствия:

Военные переговоры – «фактически Польша, которую должны были совместно гарантировать Англия, Франция и СССР, отказалась от военной помощи со стороны СССР. Больше того, переговоры показали, что Англия и не стремится преодолеть эти возражения [Польши], а, наоборот, поддерживает их».

Политические переговоры – фактически, Франция и Англия обставили военную помощь, предоставляемую СССР в случае необходимости, такими оговорками насчет косвенной агрессии^[1], которые могли превратить эту помощь в фикцию и давали им формально-юридическое основание увильнуть от оказания этой помощи и поставить СССР в состояние изоляции перед лицом агрессора.

«Попробуйте-ка отличить “подобный пакт взаимопомощи” от пакта более или менее замаскированного надувательства».

К этим основным претензиям оратор добавляет «затягивание» Францией и Англией переговоров, ведущихся «второстепенными лицами, не облеченными достаточными полномочиями».

Из этого он делает вывод, что Франция и Англия, желающие усилить свои правительства и свои державы посредством пакта с СССР, не желают, чтобы тот же самый пакт мог усилить Советский Союз.

Во 2-й части, которая противопоставляется 1-й, народный комиссар иностранных дел после утверждения, что СССР подписал договор о ненападении с Германией только после того, как убедился в провале англо-франко-советских переговоров, продолжил изложение фактов, которые в конце концов привели СССР к улучшению отношений с Германией.

Я не буду воспроизводить перечень этих уже известных фактов; кроме договоров и соглашений, в прошлом связывавших СССР и Германию и которые не были денонсированы, между двумя странами никогда не прекращались торговые отношения. Эти отношения в течение последних недель интенсифицировались^[2].

Интересно также отметить слова г-на Молотова о близоруких людях, увлекшихся «упрощенной антифашистской агитацией»^[3].

В 3-й части он рассматривает значение пакта о ненападении:

– заключение этого пакта с фашистским государством подтверждает советскую позицию «о невмешательстве во внутренние дела других стран»;

– это не пакт о взаимопомощи, но он свидетельствует об улучшении отношений с Германией; 23 августа 1939 г., дату его подписания, надо считать «поворотным пунктом в истории Европы, да и не только Европы». И далее, после констатации, что в ходе истории вражда между Германией и Россией всегда была во вред обеим странам, он констатирует, что «теперь нельзя решать важные вопросы международных отношений, тем более в Восточной Европе, без активного участия Советского Союза».

Наконец, он обвиняет французскую, английскую и американскую прессу, резко обрушившуюся с нападками на пакт, как «любителей вычитывания в договорах больше, чем то, что там написано. Для этого пускаются в ход всякого рода догадки и намеки, чтобы породить недоверие к договору в тех или иных странах …».

Нет необходимости добавлять, что ратификация прошла единодушно и без какого-либо обсуждения.
 

Мировое общественное мнение уже вынесло свое суждение о приеме ведения двойной игры, целью которой являлось заключение договора о ненападении с Германией в качестве результата переговоров в секретной части, в то же самое время как в Москве открыто продолжались переговоры о подписании военных соглашений. Может быть даже, присутствие военных миссий облегчило окончательное соглашение с германским диктатором, чувствовавшим себя взятым за горло. В этом отношении существует один серьезный показатель: германские военные действия против Польши начались вскоре после ратификации пакта о ненападении.

Но каким бы ни было неодобрение, которое можно испытать в отношении применения таких дипломатических приемов, следует оставаться объективным и принимать во внимание, прежде всего и единственно, интересы своей страны.

Рассуждая подобным образом, я считаю уместным подчеркнуть, что если советское правительство, недоверие которого, кроме того, усиливалось крайней медлительностью наших переговоров, внезапно подписало с Германией [пакт], то советская военная миссия, по всей видимости, действовала по отношению к нам искренне вплоть до заседания 21 августа, за которым последовал перерыв в военных переговорах.

В самом деле, на заседании военных миссий 17 августа стало ясно, что маршал Ворошилов получил инструкцию о перерыве в переговорах до тех пор, пока «кардинальный» вопрос о прохождении советских войск через определенные части Польши и через Румынию не получит положительного решения.

Однако по настоятельной просьбе глав французской и английской миссий и после длительного перерыва в заседании, позволившего ему проконсультироваться со своим правительством, маршал Ворошилов удовлетворил высказанное пожелание, и новое заседание было намечено на 21 августа. Удовлетворение советских военных возможностью получить, таким образом, новую отсрочку, которая, может быть, позволила бы нам преодолеть возражения поляков, было очевидным.

Зато 21 августа, за отсутствием удовлетворительного решения поставленного вопроса маршалом Ворошиловым, было заявлено о прекращении переговоров. А на следующий день советская пресса объявила о предстоящем прибытии г-на Риббентропа.

Таким образом, мне кажется, что, основываясь на более обширной информации, можно верить в искренность маршала Ворошилова. Но, конечно же, если есть в Политбюро члены, склонные к соглашению с великими демократиями, то другие члены, такие как г-да Микоян и Жданов, являются сторонниками сближения с Германией.

Подписание пакта о ненападении было принято с одинаковой радостью и советскими руководителями, и германскими дипломатами в Москве.

Первые в своей убежденности, что Франция и Англия идут к новому Мюнхену^[4], предвидя скорое поражение Польши, атакованной Германией, были рады застраховать страну от войны, которая, возможно, представляла бы собой угрозу пошатнуть ее режим.

Подобное мнение было распространено и вторыми, которые не могли поверить, что Франция и Англия без советской помощи Польше попытаются бороться против оси Берлин – Рим.

Недавние события, позволившие измерить весь масштаб совершенной Гитлером и Сталиным ошибки в суждениях, серьезно поколебали эту уверенность.

В 3-й части своей речи г-н Молотов говорил о «любителях, вычитывающих в договорах больше, чем то, что там написано». Это высказывание имеет, вероятно, в виду наличие секретных соглашений, прилагаемых к пакту. Кажется трудно, в самом деле, допустить, что СССР совершил бы такую резкую перемену в политике, круто меняющую мнение, распространяемое до сих пор в стране самим правительством, если бы он не находил в этом серьезных выгод.

Гитлер, который был бы взят за горло, если бы трехсторонний договор был заключен, во избежание этой близкой возможности, дал обещания, которые ему почти ничего не стоили. Оговоркам, которые мы сделали во время политических переговоров, о противодействии косвенной агрессии, направленной на страны Балтии, он мог противопоставить приманку в виде легких территориальных приобретений, сделанных Россией.

Таково мнение, имеющее тенденцию к распространению в дипломатических кругах Москвы и которое, по всей видимости, подтверждается опрометчиво вырвавшимися словами одного германского дипломата^[5].

Не последуют ли за германским продвижением в Польше меры предосторожности, которые примет Советская Россия с согласия Германии на территориях прибалтийских стран и даже Польши?

В этом, по моему мнению, заключается самая серьезная угроза, за которой следует наблюдать и от которой, в случае необходимости, надо бы найти защиту.

Ничто до сих пор точно не указывает на это, хотя от вопроса о наличии секретных соглашений, прилагаемых к пакту, г-н Молотов, вместо того чтобы четко опровергнуть это, уклонился.

Послу Польши, который только что уведомил его о состоянии войны своей страны с Германией, страной-агрессором, г-н Молотов ничего не возразил. В ходе этой беседы был упомянут договор о ненападении, существующий между Польшей и СССР.

Кроме того, новый договор, якобы, ни в чем не повлиял на изменение объема торгового обмена между Польшей и СССР.

Зато тревожит факт назначения в качестве военного атташе в Германии комкора Пуркаева, отбывшего самолетом в Берлин 2 сентября через Стокгольм в сопровождении значительной миссии.

Такова ситуация. Хотя в настоящее время она представляется очень ангажированной Германией, СССР может резко изменить свою позицию, как только извлечет из нее свои выгоды, на которые он рассчитывает, и получит необходимые гарантии. Между двумя личностями масштаба Сталина и Гитлера, взаимно опасающимися друг друга, последнее слово еще не сказано.

Симптоматично в этом отношении констатировать, что договор о взаимопомощи между Францией и СССР этим последним денонсирован не был.

Таким образом, я полагаю, что остается необходимым, несмотря на трудности момента, приложить все усилия для поддержания или восстановления контактов с СССР для того, чтобы быть в состоянии, если события позволят это, повернуть ситуацию, в настоящее время пошатнувшуюся, в нашу пользу.

Палас

РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 468. Л. 62–69. Подлинник.
На бланке французского военного атташе в Москве с печатью.
На французском языке.

Перевод с французского языка Л.И. Кудрявцевой.

[1] Проблема стран Балтии и Финляндии. (Примеч. док.)

[2] Соглашения о товарообмене касаются, якобы, даже некоторой боевой техники, поставляемой заводом «Шкода» (письмо 619/S от 27 августа 1939 г.). (Примеч. док.)

[3] Здесь, по всей видимости, имеется в виду политика, прежде проводимая г-ном Литвиновым. (Примеч. док.)

[4] Мнение, обычно высказываемое в советском обществе. (Примеч. док.)

[5] Германский атташе по торговле, бывший переводчиком с русского языка на переговорах. (Примеч. док.)