Агентурное донесение во II отдел Главного штаба Войска Польского о возможности начала большой войны в Европе, шпионском скандале во Франции, ходе англо-франко-советских переговоров в Москве и немецких приготовлениях в Данциге

г. Париж                                                                                                                                                1 августа 1939 г.

XXXVII

XXXVI был отправлен курьером.
 

По общему мнению, ситуация выглядит неясно. Господствует настроение неуверенности. Некоторые политики убеждены, что перерыв является доказательством перемен к лучшему и что государства Оси, убедившись, что Англия «настроена решительно», не отважатся на глупость, т.е. на развязывание войны. Конечно же, существуют и противоположные мнения – особенно среди левых, – предостерегающие от [излишнего] оптимизма и требующие как можно большей предусмотрительности и осторожности. Даладье и далее настроен пессимистично, и часто повторяют его высказывания по этому поводу.

От людей, которые близки к военным кругам, слышно, что армия уже подготовлена, а с 20 августа будет введено положение повышенной боевой готовности, что означает возможность начала войны 15 сентября.

Сейчас и до 20 августа в войсках дают отпуска таким образом, что довольны как резервисты, так и действующие военные, это создает в армии хорошее настроение, а также внушает доверие по поводу боевой готовности, т.е. окончания подготовки.

У меня была возможность поговорить во время моих путешествий поездом с т[ак] наз[ываемыми] «permissionaire’ami»^[1] и подтвердить воодушевление, уверенность в себе и очень враждебное отношение к немцам, которых в этот раз они «on les aura»^[2]. Для примера я привожу длительный двухчасовой разговор (конечно, со значительными сокращениями) с молодым офицером, 28-летним воспитанником Сен-Сира^[3]. Он возвращается из двухнедельного отпуска с женой и ребенком. Он был очень осторожен, когда говорил о деталях своего маршрута (я [могу] только догадаться, что он расквартирован в Нанси), как и обо всем, что может касаться военных рекрутов. Однако когда он узнал, что я поляк, то стал говорить уже более откровенно и с энтузиазмом о вещах, связанных с будущей войной. «На этот раз мы не задержимся на полдороге, мы пойдем до конца». Он интересуется всем, что касается Польши и у него очень высокое представление о [боевом] духе польских войск. «Я только задумываюсь – как мы можем помочь Польше, и сколько времени она может сдерживать немцев. Потому что новые системы обороны и “линия Зигфрида”^[4], даже если и не является самой лучшей, надолго задержат нас на границах. Естественно, мы поможем авиацией, а англичане – флотом. Однако у Польши будет трудная задача, и она должна рассчитывать на возможную оккупацию. Мы сначала разберемся с Италией». У вас могут быть неожиданности, – говорю. «Может быть, сначала, но недолго, – говорит, – итальянцы [долго] морально не выдержат. Наша авиация не хуже итальянской, и все то, что мы производим, наивысшего качества». Скромный офицер из среднего класса очень хорошо проинформирован о политических проблемах всех стран. Он критикует позицию Польши относительно занятия Тешина и утверждает, что отсутствие Чехословакии в стратегическом плане очень ослабляет Польшу. Чехословакия могла защищаться, у нее были прекрасные ресурсы и прекрасные фортификации. Однако струсила, а должна была защищаться сама. Сегодня, если бы зашла о ней речь, никто бы за нее не сражался. В случае мира [она] надолго останется немецкой. Его политические рассуждения^[5] в целом критические, но они совершенно не ослабляют его воодушевление и убеждения, что Франция будет защищаться до последнего. Он сторонник диктатуры, антисемит, критикует социальные льготы правительства Народного фронта^[6], он республиканский националист и – как утверждает – его друзья тоже разделяют эти взгляды. Они больше занимаются политикой, чем он, потому что он вообще к политике относится пренебрежительно. [Боевой] дух во французских войсках замечательный, и [представители] всех классов с воодушевлением построятся на призыв. Когда я спросил, даже скорее заметил, что как-то не очень французские военные любят и понимают Пилсудского, он сразу же опроверг меня, говоря, что мы все знаем, кем был Пилсудский, мы читаем об этом в разных брошюрах и считаем его героем. Это меня удивило. Офицер выпытывал о польских генералах, которых перечислял по фамилиям и особенно интересовался ген[ералом] Сикорским^[7], статьи которого читал.

Жаловался – впрочем, оч[ень] достойным образом – на низкую зарплату офицера. Он получает 2000 фр[анков], т.е. оплачивается хуже, нежели «balayeur» (подметальщик улицы). За эти деньги надо одеться и содержать дом – это очень трудно. Одевается он в гражданское, потому что в униформе офицера не мог бы нигде показаться – все было бы дороже.

*   *   *

Дело Абета – после выигранного процесса «Юманите»^[8] – немного затихло, несмотря на то, что стало известно об аресте и заключении в Cherche-Midi (военная тюрьма) чиновника, стенографиста Сената Амуреля^[9], который должен был продать Германии протоколы Военной комиссии Сената. В этот раз речь идет о симпатизирующем социалистической партии.

*   *   *

Левые настроены оптимистически в связи с московскими переговорами. Выезд англо-французской военной миссии исполняет один из главных советских постулатов. Напомню, что уже в конце марта (рапорт XII от 25/III) депутат Пери сообщал мне о желании Москвы, чтобы прежде всего договорились генеральные штабы государств вероятной коалиции, что упростит заключение окончательных пактов. Потому что Советы более доверяют военным факторам, нежели дипломатическим.

Эта информация подтверждает, что я был прав, что Пери – хороший «tuyau»^[10].

*   *   *

В левых кругах и далее вызывают беспокойство немецкие приготовления в Гданьске, которые ведут к [тому, что решение данцигского вопроса в пользу немцев станет] «fait accompli»^[11], как и польская относительно «сдержанная» реакция [на это]. Поэтому также очень хорошее впечатление произвело последнее выступление нашего Верховного главнокомандующего.

Т.Б.

РГВА. Ф. 308к. Оп. 2. Д. 53. Л. 56–58. Копия.
На польском языке.

Перевод с польского языка А.Р. Лагно.

[1] Permissionnaire (фр.) – солдат в отпуске.

[2] On les aura (фр.) – мы их победим.

[3] Особая военная школа Сен-Сир (École spéciale militaire de Saint-Cyr) – высшее учебное заведение, занимающееся подготовкой кадров для французского офицерства и жандармерии.

[4] «Линия Зигфрида» (нем. Siegfriedstellung) – система немецких укреплений, которые были возведены в 1936–1940 гг. вдоль западной границы Германии от Клеве до Базеля.

[5] В документе опечатка: вместо konsyderacje написано konryderacje.

[6] Народный фронт – коалиция левых политических партий и движений (Французской коммунистической партии, Французской секции Рабочего Интернационала и Партии республиканцев, радикалов и радикал-социалистов), находившаяся у власти во Франции с 1936 по 1937 г.

[7] Сикорский Владислав (1881–1943) – польский военачальник, в разное время исполнял обязанности министра внутренних дел, министра военных дел. С 30 сентября 1939 г. и до своей смерти являлся премьер-министром правительства Польши в изгнании.

[8] «Юманите» (фр. L’Humanité «Человечество») – ежедневная коммунистическая газета во Франции, основанная в 1904 г. Жаном Жоресом.

[9] Амурель Жан – член Социалистической партии Франции, был близок Леону Блюму. 26 июля 1939 г. был обвинен в шпионаже, расстрелян в июне 1940 г.

[10] Tuyau (фр.) – в данном контексте можно перевести как «осведомитель».

[11] Fait accompli (фр.) – свершившийся факт.