В год 400-летия дома Романовых мне хотелось бы вновь вернуться к так называемой «Сибирской легенде», связанной с одним из самых таинственных персонажей российской истории – старцем Феодором Кузьмичом, отшельником и молитвенником, подвизавшимся в Томской губернии в 40-60 х. годах XIX в. В сознании народа его имя непостижимым образом соединилось с именем одного из самых блистательных представителей династии Романовых – Императора Александра I Благословенного. Из отдаленных уголков Сибири молва о благочестивом императоре, отрекшемся от бремени короны ради искупления грехов, достигла самых высоких слоев петербургского общества, и накануне грядущих революционных потрясений эта будоражащая воображение тайна волновала не только известных историков того времени, таких, как официальный биограф Александра I Н.К.Шильдер и вел. Кн. Николай Михайлович, но и самого Льва Николаевича Толстого, увеченного этой легендой, вдохновившей его на написание неоконченных «Посмертных записок старца Федора Кузьмича».

Н.К. Шильдер, автор фундаментальной официальной биографии Императора Александра, счел возможным закончить свой труд такой фразой: «Если бы фантастические догадки и нерадивые предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собою самые смелые поэтические вымыслы; во всяком случае, подобная жизнь могла бы послужить канвою для неподражаемой драмы с потрясающим эпилогом, основным мотивом которой служило бы искупление.»

С момента, когда были написаны эти строки, появилось множество исследований «за» и «против» тождества императора и старца, значительная часть которых, по понятным причинам, была издана за границей русскими эмигрантами. Обзору их содержания посвящена подробная работа историка и журналиста Сергея Владимировича Фомина «Святой Праведный Старец Феодор Козьмич. Из истории его почитания Царским Домом и русским народом». Среди последних работ отечественных исследователей можно выделить книгу доктора исторических наук Марины Михайловны Громыко «Святой праведный старец Феодор Кузьмич Томский - Император Александр I Благословенный», которая выдержала уже два издания. К настоящему времени это наиболее полное исследование, в котором подробно изучена источниковедческая база вопроса, показания сибирских очевидцев жизни Феодора Кузьмича сопоставлены с зарубежными свидетельствами, исходившими от потомков аристократических семей, причастных к событиям тех лет, а главное, убедительно раскрыты обстоятельства ухода императора Александра от власти и причины, побудившие его к этому шагу.

Старец Феодор Кузьмич был прославлен в соборе Сибирский святых под именем святого Праведного Феодора Томского еще в 1984 году, по благословению Патриарха Пимена. Духовный подвиг, который нес этот святой, известен с глубокой христианской древности под названием странничества. "Странничество, - учит преподобный Иоанн Лествичник, - есть невозвратное оставление всего, что в отечестве сопротивляется нам в стремлении к благочестию". 5 июля 1995 года в Томске, в результате археологических раскопок на месте разрушенной в советское время часовни над могилой старца Феодора Кузьмича, состоялось обретение его святых мощей (в виде костных останков, причем черепа в могиле не оказалось). Они были помещены в Казанскую церковь восстановленного Богородице-Алексиевского мужского монастыря, в украшенную резьбой деревянную раку. Монастырскими иконописцами были написаны иконы святого, почитание которого давно перешагнуло пределы Сибири и стало всероссийским. Память св. Феодора Томского отмечается 2 февраля (старец преставился 20 января 1864 г. по старому стилю) и 5 июля - в день обретения его честных мощей, а также в Соборе сибирских святых 23 июня.

До настоящего времени последняя точка в разрешении вопроса: действительно ли Император Александр I скончался в городе Таганроге 19 ноября 1825 года, как утверждают официальные документы, или же он удалился от власти и скрылся в Сибири под именем старца Феодора Кузьмича, все еще не поставлена. В дискуссии на тему был ли Феодор Кузьмич Александром неоднократно высказывалось мнение о том, что любой ответ на этот вопрос уже не имеет значения для оценки личности и исторической роли этого императора. Что, в любом случае, тот выбор, который сделал Александр в Таганроге в 1825 году, вычеркнул его со страниц «большой истории», сделав частным человеком. Позволю себе не согласиться с этим утверждением. Даже если в настоящий момент не имеется строгих доказательств тождества Александра и святого Феодора Томского (хотя исследование почерка последнего, проведенное в 1992 г. в Томске, как и многочисленные свидетельства о вскрытии гробницы царя в Петропавловском соборе после революции 1917 г., так же, как и расследования комиссии генерала Н.М. Баранова, доверенного лица Императора Александра III произведенное накануне революции, в достаточной степени говорят в пользу такого тождества), все равно, существует вопрос – почему именно с личностью этого императора была связана легенда об отречении от престола и сокрытии себя в недрах Сибири. К тому же, в каноническом смысле, русский Император вообще никогда не может отречься от помазания на Царство, в любом случае неся ответственность за все, то происходит во вверенной ему Богом державе. С этой точки зрения любопытны свидетельства очевидцев о том, что старец Феодор Кузьмич при всей его, казалось бы, погруженности в молитвенную практику, был осведомлен обо всех важных событиях государственной жизни и вел обширную переписку с Петербургом.

Вопрос о том, как закончил свою жизнь Александр I имеет еще один, пожалуй, наиболее важный с точки зрения исторической науки, да и всей политической истории России, аспект. Маловероятно, что такай выдающийся государственный деятель, каким, несомненно, являлся этот Император, оказавший огромное влияние не только на ход отечественной, но и всей европейской истории, руководствовался бы в принятии такого важнейшего решения, как инспирирование собственной кончины, только сугубо личными интересами. Несомненно, что причины, которые могли бы побудить его на этот шаг, были связаны не только с драмой его личной жизни, но и с той общественно-политической обстановкой, которая сложилась в Европе и России к началу 20-х гг. XIX века и которая привела, в конечном итоге, к выступлению гвардейских полков на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. и июльской революции 1830 г. во Франции. Историки единодушно отмечают, что к концу царствования в мировоззрении Императора Александра наступил кризис, который одни считают «впадением в мистицизм» и реакцию, другие же - возвращением к исконным идеологическим корням Российской государственности, которые они видят в православии и самодержавии.

Несомненно и то, что Государь был осведомлен о планах тайных обществ и готовящемся на него покушении. И если он не приказал сразу же арестовать заговорщиков, то это не означает, что он не предпринимал необходимых мер, чтобы не допустить государственного переворота. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что косвенным участием в заговоре против отца, Императора Павла, Александр подорвал нравственный авторитет своей власти, чего он, как истинный христианин, не мог не осознавать. Передача престола Великому князю Николаю Павловичу, известному своими твердыми принципами и силой характера, не замешанному в дворцовых интригах и, что немаловажно, уже имевшему то время наследника, была в этом случае весьма логичным шагом. Однако, будучи осведомленным об истинном масштабе заговора, нити которого тянулись в европейские масонские ложи, Александр мог быть уверен, что живым сойти с престола ему не дадут. Именно поэтому он мог избрать такой неординарный способ отречения, как инсценировка собственной смерти.

Судя по всему, тайна событий, происходивших на берегу Азовского моря в уездном городе Таганроге, вовсе не случайно лично выбранном Александром, как место пребывания больной Императрицы Елизаветы Алексеевны, не была сохранена достаточно хорошо и, как отмечал историк Г. Василич: «молва бежала впереди гроба Александра». Слухи о «подмене» царя были настолько сильны, что для охраны Кремля, где было выставлено в закрытом гробу тело почившего Императора, в Москву были стянуты дополнительные войска. Однако последующие события междуцарствия и восстание декабристов заслонили в сознании современников таинственные обстоятельства смерти Императора Александра в Таганроге.

Но слухи эти возродились с новой силой, поначалу только среди населения Сибири, а затем уже и по всей России, после прибытия в марте 1837 г. в Боготольскую волость Томской губернии с партией ссыльнопоселенцев человека, назвавшего себя «не помнящим родства бродягой» Федором Кузьмичом. Этот человек поражал всех знавших его своим величавым видом, обширными познаниями, прекрасным образованием, и в то же время, глубоким христианским смирением и благочестием. Народная молва не случайно отождествляла его образ с покойным Императором Александром: старец Федор Кузьмич был ровесником императора, разительно напоминал его и ростом, и лицом, и осанкой.

В заголовок моего доклада внесено слово «легенда». При этом я следую традиции, сложившейся в отечественной историографии, но это определение по отношению к феномену второй, «посмертной» жизни Императора Александра I в Сибири давно нуждается в пересмотре. Соглашусь с наиболее компетентным исследователем темы Мариной Михайловной Громыко: настало время подлинно научного исследования жизни Св. Феодора Томского, с привлечением всех имеющихся источников, как сибирских, так и эмигрантских . Именно поэтому в своем докладе мне хотелось бы рассказать о вещественных свидетельствах пребывания старца в Томске.

К настоящему времени сохранилось всего несколько вещественных памятников, относящихся к святому Феодору Томскому. Большинство из них хранится в фондах Томского областного краеведческого музея. Наиболее известным и тиражируемым является портрет, написанный вскоре после смерти старца по заказу его духовного сына и почитателя, томского купца Семена Феофановича Хромова. Портрет этот, наряду с изображениями императора Александра I, был помещен Хромовым в келью Феодора Кузьмича после его кончины. Автор портрета неизвестен, но скорее всего, это был сибирский живописец-самоучка. Феодор Кузьмич изображен стоящим в рост в своей келье, в своей излюбленной позе – правая рука покоится на груди, левая - за поясом. Таким он запомнился своим многочисленным посетителям, когда принимал их у себя в келье. Так, по воспоминаниям томского мещанина Ивана Васильевича Зайкова, часто посещавшего Феодора Кузьмича «Старец был глуховат на одно ухо, поэтому говорил немного наклонившись… Во время разговора он или ходил по келии, заложив пальцы руки за пояс, как это делают почти все военные, или стоял прямо, повернувшись спиной к окошку». В настоящее время полотно в значительной степени испорчено безграмотной реставрацией, превратившей его фактически в новодел. Но, к счастью, остались фотографические изображения, снятые с портрета еще в начале XX в., которые в большом количестве распространялись почитателями старца и, по некоторым сведениям, даже самим обер-прокурором Святейшего Синода Победоносцевым. Одна из таких фотографий хранилась в кабинете Александра III в Гатчинском дворце, вместе со скуфейкой старца Феодора Кузьмича, переданной императорской семье купцом С.Ф. Хромовым в 1874 г. В настоящее время эта скуфейка хранится в ГА РФ, последний раз экспонировалась на эрмитажной выставке, посвященной Александру I, в 2005 г.

Впервые портрет старца Феодора Кузьмича был воспроизведен в «Русской старине» за 1887 г. Это не изображение с натуры, считается, что художник рисовал по памяти, с использованием рисунка старца на смертном одре.

Судьба остальных личных вещей старца Феодора Кузьмича сложилась крайне несчастливо. До 1917 г. келья старца, построенная Хромовым во дворе его томской усадьбы на Монастырской улице, сохранялась в неприкосновенности и была превращена в своеобразный мемориальный музей. В ней сохранялись элементы обстановки, личные вещи Федора Кузьмича, а также многочисленные иконы и портреты императора Александра I, помещенные туда С.Ф. Хромовым и почитателями старца. В начале XX в. на месте кельи предполагалась постройка каменной церкви во имя Козельщанской Божьей Матери с приделами Св. Николая Чудотворца – Ангела Императора Николая II и Св. Феодора Стратилата – Ангела Старца Феодора Козьмича и детского приюта при ней. Благословение на строительство церкви и приюта было получено от царского духовника отца Иоанна Кронштадтского. По некоторым сведениям тайными заказчиками и жертвователями строительства были император Николай II и императрица Александра Федоровна . В связи с началом Первой Мировой Войны этот проект остался не осуществленным.

По причине скромного, аскетичного образа жизни, который вел святой Феодор Томский, вещей после него осталось крайне мало. В фонде Н.К. Шильдера (ОР РНБ) в особой папке с надписью «Отшельник Феодор Кузьмич», сделанной рукой историка, мы находим интересное письмо, присланное из Томска неким Григорием Комаровым неизвестному лицу (копия для Шильдера) в котором содержатся ценные сведения о том, что представляла из себя келья старца, находившаяся во дворе дома купца Хромова, и что из его личных вещей сохранилось к началу ХХ в.: « С его времени остались следующие картины: 3 лубочных изображения святых, особенный образ Анны Пророчицы, которая держит на руках Божию матерь... портрет Александра II и два портрета Александра I очень хороших... Кроме того, еще два портрета, снятых с Федора Кузьмича при его жизни - первый в халате, в бороде, стоит во весь рост и 2) он лежит в гробу... Вещи после него остались следующие: туфли кожаные, две пары простых рукавиц, пояс кожаный, с медною застежкою, носки теплые, два куска простого мыла, иголки, деревянная дощечка, служившая ему тарелкой, на оборотной стороне которой рукой Петрова, товарища министра, написано: «Эта дощечка служила тарелкой старцу Федору Кузьмичу, благоверному императору Александру I" и, наконец, молитвенник издания 1850 года, последняя страница вырвана. На ней было что-то написано, внизу страницы видна лишь буква Ъ. Вещей было гораздо больше, но три года назад какие-то мазурики сломали у келии замок, взломали сундук и похитили знаменитый халат, три смены белья, сапоги и нож. Комната, как я уже писал, очень небольшая. Дочь Хромова устлала ее всю коврами. В левом, восточном углу, стоит лежанка работы старца, столик под образом тоже его работы. Тут же стоит стул, на котором он сидел» .

После революции 1917 г. большинство личных вещей старца бесследно исчезло, сама келья снесена. Среди жителей города ходили упорные слухи, что все вещи были проданы за границу.

По счастью для исследователя, в фондах Томского областного краеведческого музея сохранился уникальный фотоальбом, принадлежавший С.Ф. Хромову: 14 ч/б фотографий, наклеенных на картон, в кожаном переплете. Здесь мне хотелось бы продемонстрировать несколько фотографий листов из этого альбома. На первых двух– вид заимки купца Хромова, где специально для старца Феодора Кузьмича была выстроена летняя келья. В ее подвале находился небольшой колодец, вода в котором появлялась по большим церковным праздникам, она была минеральной и имела целебные свойства. Ныне это место известно жителям Томска как «Святой ключ», а сама местность стала пригородом Томска - «Хромовкой». Сама келья не пережила бурные годы революции, но в начале нашего века на ее месте на средства благотворителей был возведен памятник Св. Феодору Томскому. Следующие фотографии демонстрируют личные вещи старца: та самая дощечка, служившая тарелкой и деревянная ложка, которой он ел размоченные в воде сухари, расческа и стаканчик-лампадка. Имеется снимок молитвенника с вырванной последней страницей. Далее - фотографии личных вещей святого: простой деревянный посох, черный халат, служивший ему верхней одеждой, пояс с пряжкой, два мешочка, в которых после смерти старца нашли зашифрованные записки - знаменитая «Тайна Феодора Кузьмича», которую историки и энтузиасты неоднократно и с переменным успехом пытались расшифровать. На следующем снимке: белье, носки, кожаные туфли, деревянная лежанка и чурбачок, который он клал под голову вместо подушки. Все эти фотографии подтверждают свидетельства очевидцев о подлинно аскетическом образе жизни святого: «Старец Феодор проводил время в посте, молитве и трудах. Носил белую длинную холщовую рубаху, ел очень мало – в неделю раз или два, пища его состояла из ржаных сухарей, размоченных в воде, и печеную картофель с чешуею, любил ягоду черемуху, а пшеничного мало употреблял, даже никто не видал… спал он на устроенных для него кроватях, состоящих из двух досок и сделанной деревянной подушки, накрывался полотном, сшитым из 3-х полос» - вспоминала крестьянка Фекла Коробейникова, лично знавшая старца .

Очевидно, что купец Хромов придавал огромное значение сохранению личных вещей старца Феодора Кузьмича, и не только потому, что любой предмет, к которому прикасался праведник, в глазах православного христианина является святыней, но и потому, что он не сомневался в его тождестве с императором Александром I.

Еще несколько реликвий св. Феодора Томского хранятся в семье недавно скончавшейся Евгении Александровны Благовещенской – правнучки Семена Феофановича. Во время моего пребывания в Томске в 2005 г. она любезно показала мне свою фамильную драгоценность – рубаху из тонкого льна, широкую и очень длинную – до пола (в такой же точно рубахе изображен святой Феодор Томский на портрете из Томского краеведческого музея), а также вязанную полосатую шапочку и губку. Все эти вещи хранились в застекленном ящике и извлекались оттуда очень редко, по особым случаям. Возможно, это та самая рубашка, о которой сохранился следующий рассказ: «Когда старец жил на Красной Речке, однажды его посетил купец Хромов и его супруга. Перед отъездом Хромов велел жене взять старцу на рубашку хорошего тонкого холста. Но она подумала: «Зачем старцу хороший холст?» И взяла похуже. Когда приехали к старцу, и она стала отдавать ему холст, то он обратился к ней со словами: «Ведь тебе было велено привезти тонкий холст, нужно было исполнить. Но, - добавил затем старец Феодор, - для меня, бродяги, и этот очень тонок» . Как я уже отмечала, обе кельи, построенные Хромовым для Св. Феодора Томского, не сохранились до наших дней. Однако уцелел древнейший в Сибири (основан в l605 г.) Томский Богородице-Алексиевский мужской монастырь, в стенах которого, в Казанском храме, возведенном в 1776-1789 гг. по проекту архитектора Д. Макулова, покоятся обретенные в 1995 г. мощи старца. Первоначально Феодор Кузьмич был погребен в ограде монастыря, куда он любил ходить по воскресениям на службу, в трех саженях от алтаря монастырской церкви. Могилу старца в разное время посещали вел. кн. Владимир Александрович, вел. кн. Алексей Александрович, специальный посланник вел. кн. Николая Михайловича Н.А. Лашков, военный министр А.Н. Куропаткин, министр путей сообщения М.И. Хилков, статс-секретарь А.Н. Куломзин, главнокомандующий армией на Дальнем Востоке Н.П. Линевич и другие. По некоторым сведениям, на обратном пути после своего Восточного путешествия в 1891 г. здесь побывал Наследник вел. кн. Николай Александрович – будущий Царь-Мученик. И хотя в дневнике великого князя нет записи о поездке в монастырь, сведения о посещении им этой могилы содержаться в документах личного архива биографа Александра I - вел. Кн. Николая Михайловича . Есть указание на это и в статье историка о старце В 1904 г. над могилой старца Феодора Кузьмича по проекту архитектора В.Ф. Ожешко была возведена часовня, которая была снесена в 30-е гг. В 1996- 1998 гг. она восстановлена на прежнем фундаменте. В настоящее время все места, связанные с жизнью Св. Праведного Феодора Томского привлекают к себе не только благочестивых паломников со всех уголков России но и множество зарубежных гостей, в числе которых – представители рода Романовых. Во время своего последнего визита в Томск Святейший Патриарх Кирилл посетил Богородице-Алексиевский монастырь и поклонился мощам святого.

При рассмотрении вопроса о том, кто мог скрываться под именем старца Федора Кузьмича, мы должны исходить из того факта, что круг лиц, к которому мог принадлежать этот человек до того, как появился в Сибири, достаточно узок. Если мы примем во внимание его дату рождения – 1777 г., его несомненное высокое социальное происхождение, то, что он был военный, проживал в Петербурге, принадлежал к высшему обществу и, несомненно, был участником Заграничных походов русской армии 1813-1814 гг. (судя по сюжетам воспоминаний самого старца), то список имен людей, которые бы подходили под эти критерии, будет насчитывать не более 1 тысячи человек. Например, по данным Л.Г. Бескровного, в русской армии служило накануне войн с Францией (1805-1807 гг.) до 14 тыс., а во время войны 1812 г. - 15-17 тысяч офицеров. Конечно же, старших офицеров, и тем более, генералов, принадлежавших к сливкам общества, было гораздо меньше. К примеру, в 1825 г. в армии служило всего 506 генералов. По воспоминаниям все тех, кто знал старца Федора Кузьмича, в нем буквально бросалось в глаза его аристократическое происхождение, то, что называют «порода». Ни годы предполагаемых скитаний, ни скромное, даже убогое одеяние, ни смирение старца не могли скрыть в его внешности и манерах главного - этот человек, обладавший гвардейской выправкой, знаниями иностранных языков, учтивыми, даже утонченными манерами, имел когда-то привычку повелевать людьми. Сам он никогда и не скрывал своего высокого происхождения, очевидно понимая, что это бесполезно, хотя и пытался упростить свою речь употреблением простонародных слов. Так, на прямой вопрос своей духовной дочери из Красноярска Н.Я. Поповой, спросившей о его родителях, чтобы помолиться за них, Феодор Кузьмич отвечал: «Этого тебе знать не нужно. Св. Церковь за них молится. Если открыть мне свое имя, то меня скоро здесь не будет, тогда небесная восплачет и возопиет, а земная возрадуется и возгремит. И если бы я находился при прежних условиях жизни, то долголетней жизни не достиг бы» .

Хочу также заметить, что по моему глубокому убеждению, из того ограниченного круга лиц, который был очерчен мною выше, именно Александр более всего подходит для того, чтобы быть старцем Федором Кузьмичом. Следует учитывать, что современников старца поражал, так сказать, масштаб его личности, они видели в нем не просто подвижника благочестия, но человека, чьи познания и умственные способности намного превосходили обычный уровень образованного дворянина или разночинца того времени. Он с легкостью мог поддерживать беседу с пришедшим к нему на поклон губернским начальством, на равных общался с высшим духовенством, в то же время ходил по деревням, обучая детей грамоте, а крестьян – премудростям земледелия. Сибиряки заслушивались его рассказами об исторических событиях, свидетелем которых (а быть может, и активным участником) он был. Если к этому добавить несомненный факт его подвижнической жизни, глубокого смирения и тех духовных даров, которые стяжал старец Феодор, то возникает вопрос: неужели человек таких выдающихся духовных и умственных способностей никак бы не проявил себя в бурную эпоху 1-й четверти XIX в. на любом поприще – военном, административном, церковном или общественном? Кем бы он ни был, но уже в первую, так сказать, светскую половину своей жизни, он должен был выделяться среди своих современников. Не так много найдется людей, способных на тот духовный подвиг, который совершил старец Федор Кузьмич, оставив не просто мирскую, а роскошную, великосветскую, исполненную всяческими соблазнами жизнь ради кельи в Сибири. Если же мы примем во внимание сведения о том, что святой Феодор Томский нес свой подвиг не только во имя искупления личных грехов, но молился о процветании всей Российской империи и Царствующего Дома, что он, несмотря на явную склонность к уединению, вел обширную переписку и следил за всеми событиями, совершавшимися в политической и общественной жизни России, то мы найдем еще одно подтверждение его тождества с императором Александром I.

В заключении своего доклада я хочу сделать вывод о том, что ни один из тех фактов, которые мы знаем о Феодоре Кузьмиче, включая черты его внешности, психологический портрет, объем знаний и навыков, моментов, когда старец невольно проговаривался, фактически признавая свое тождество с царем, и прямого узнавания в старце Александра третьими лицами, не противоречит этой версии. Сам же факт смерти императора вполне объясняется подменой его тела, осуществленного при содействии П.М. Волконского, И.И. Дибича, Я. Виллие и самой императрицы Елизаветы Алексеевны. И только сила инерционного мышления, доставшегося нам со времен господства коммунистической, антихристианской идеологии, мешает многим историкам признать очевидное. Думается мне, даже если бы церковь и светские власти договорились о сравнительной генетической экспертизе останков старца и, предположим, волос Александра I, и эта экспертиза доказала бы их тождество, найдутся те, кто все равно не признают этих результатов, как не вписывающихся в их картину мироустройства. Здесь, как и в загадке Туринской плащаницы, разгадка скрывается в душе самого человека.